– Вампиры не знают любви.
– Ты уверена?
Я посмотрела на него и отвернулась. И смотрела в окно, где уже угасал день.
– Вампиры не могут любить. Не умеют.
– Откуда ты знаешь?
– Жан-Клод не любит меня.
– Может быть, любит, насколько это для него возможно.
Я покачала головой:
– Он купался в моей крови. Он взрезал мне руку. Это не то, что я назвала бы любовью.
– Может, он назвал бы.
– Мне это полностью чуждо.
– Отлично, но признай, что он тебя, быть может, любит, насколько это ему доступно.
– Нет.
– Тебе страшно подумать, что он тебя любит?
Я изо всех сил смотрела в окно. Мне не хотелось говорить на эту тему. И весь этот проклятый день мне хотелось бы отмотать назад.
– Или тебя пугает другое?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Понимаешь.
И он говорил очень уверенно. Но он не мог знать столько, чтобы быть так уверенным.
– Скажи это вслух, Анита. Скажи, и это уже не будет так страшно.
– Мне нечего говорить.
– Ты хочешь сказать, что никакой частью своего существа его не хочешь? Что никак не отвечаешь на его любовь?
– Я его не люблю, и в этом я уверена.
– Но?
– Ты назойлив, – сказала я.
– Да, назойлив, – ответил он.
– Ладно, меня к нему тянет. Это ты и хотел услышать?
– Насколько тянет?
– А это не твое собачье дело.
– Жан-Клод предупредил меня, чтобы я держался от тебя подальше. И мне хочется знать, чему я мешаю на самом деле. Если тебя к нему тянет, может быть, мне стоит действительно отойти в сторону.
– Ричард, он монстр. Ты его видел. Я не могу любить монстра.
– А если бы он был человеком?
– Он себялюбивый и расчетливый мерзавец.
– Но если бы он был человеком?
Я вздохнула:
– Тогда бы, может быть, что-нибудь и вышло бы, но Жан-Клод и живой мог бы быть жутким сукиным сыном. Нет, я не думаю, что это помогло бы.
– Но ты даже не собираешься пробовать, потому что он монстр.
– Он мертвец, Ричард, ходячий труп. Не важно, насколько он красив, насколько он меня манит, он все равно мертвец. С трупами я не встречаюсь. Должны же быть у девушки какие-то правила.
– Значит, трупы исключаются.
– Исключаются.
– А ликантропы?
– А что? Ты хочешь сосватать меня своему другу?
– Просто интересуюсь твоими правилами.
– Ликантропия – это болезнь. Последствия нападения. Нельзя же обвинять жертву изнасилования.
– То есть ты не отвергаешь возможность романа с оборотнем?
– Никогда не было.
– С кем ты еще не будешь встречаться?
– С теми, что никогда не были людьми, – начнем с этого. А вообще я об этом не думала. Откуда такой интерес?
Он покачал головой:
– Просто любопытствую.
– И почему я на тебя еще не разозлилась?
– Может быть, потому, что ты рада быть живой, какова бы ни была цена.
Он заехал на стоянку перед моим домом. Машина Ларри урчала мотором на стоянке.
– Может, я и рада быть живой, но о цене поговорим, когда я узнаю, какова она на самом деле.
– Ты не веришь Жан-Клоду?
– Я бы ему не поверила, если бы он сказал, что луна белая.
Ричард улыбнулся:
– Прости за неудачное свидание.
– Может, попробуем как-нибудь в другой раз.
– Мне это предложение нравится, – сказал он.
Я открыла дверь и остановилась, дрожа на прохладном ветру.
– Что бы ни было дальше, Ричард, я тебе благодарна, что позаботился обо мне. И... – я не знала, как это сказать, – что бы ни держало тебя возле Жан-Клода, разорви это. Уйди от него. При нем ты погибнешь.
Он только кивнул:
– Хороший совет.
– Которому ты не собираешься следовать, – заключила я.
– Последовал бы, если бы мог, Анита. Поверь мне.
– Чем он тебя держит, Ричард?
Он покачал головой:
– Он приказал мне тебе не говорить.
– Он еще приказывал тебе со мной не встречаться.
Он только пожал плечами:
– Тебе уже пора. А то на работу опоздаешь.
Я улыбнулась:
– К тому же у меня задница отмерзает.
Он тоже улыбнулся:
– Ты умеешь выбирать выражения.
– Я слишком много времени провожу с копами.
Он кивнул, я закрыла дверь. Ричард не хотел говорить о том, чем держит его Жан-Клод. Что ж, нет правила, которое требовало бы честности на первом свидании. А к тому же он был прав – я уже опаздывала на работу.
Я постучала в окно Ларри:
– Сейчас я переоденусь и тут же спущусь.
– А кто это тебя привез?
– Человек, с которым у меня было свидание.
Такое объяснение было куда проще правды. К тому же это была почти правда.
Это единственная ночь в году, когда Берт разрешает нам надевать на работу черное. В обычные рабочие часы он считает этот цвет слишком мрачным. У меня есть черные джинсы и свитер для Хэллоуина с улыбающимися фонарями из черепов на уровне живота. Я все это натянула вместе с парой черных кроссовок. И даже наплечная кобура с браунингом вписывалась в ансамбль. Запасной пистолет я вложила в кобуру, которая надевалась внутрь штанов, две запасные обоймы сунула в сумку. Заменила нож, который пришлось бросить в пещере. В кармане куртки у меня был короткоствольный пистолет; еще два запасных ножа – один на спине, другой в ножнах на лодыжке. Не надо смеяться, дробовик-то я не взяла!
Если Жан-Клод узнает, что я его предала, он меня убьет. Буду ли знать, если он погибнет? Почувствую ли? Что-то подсказывало мне, что да.
Я взяла карту, полученную от Карла Ингера, и набрала номер. Если уж делать, то быстро.
– Алло?
– Это Карл Ингер?
– Да, это я. Кто говорит?
– Анита Блейк. Мне нужно поговорить с Оливером.
– Вы решили выдать нам Мастера города?
– Да.
– Если вы минуту подождете, я позову мистера Оливера.