Костюмированная шеренга раздвинулась в стороны, открывая мне дорогу к ступеням трона. Почему-то мне не хотелось идти. За занавесом слышались характерные звуки – там передвигали декорации и реквизит.
Я глянула на Эдуарда. Он смотрела на толпу, замечая все. Искал жертв или знакомые лица?
Все были в маскарадных костюмах, но очень немногие – в масках. На половине высоты лестницы стояла Ясмин и Маргарита. Ясмин была одета в алое сари, все в вуалях и блестках. При ее темном лице красный шелк смотрелся очень естественно. На Маргарите было длинное платье с рукавами-“фонариками” и широким кружевным воротником. Платье из какой-то темно-синей ткани, простое, без украшений. Светлые волосы висели сложной массой кудрей над каждым ухом и небольшим пучком на голове. Ее наряд, как наряд Жан-Клода, смотрелся не маскарадным костюмом, а древней одеждой.
Я стала подниматься к ним. Ясмин откинула вуали, обнажив крестообразный шрам, который я ей оставила.
– Кто-то тебе за это сегодня отплатит.
– Не ты лично?
– Пока нет.
– Тебе все равно, кто победит?
Она улыбнулась:
– Я, конечно же, лояльная к Жан-Клоду.
– Черта с два.
– Не менее лояльна, чем ты, ma petite, – четко произнесла она, откусывая каждый слог.
Я оставила ее смеяться мне в спину. Кому-кому, а не мне упрекать других в нелояльности.
У ног Жан-Клода сидела пара волков. Они смотрели на меня до странности светлыми глазами. И ничего человеческого в их глазах не было. Настоящие волки. Где он достал настоящих?
В двух шагах от него и его ручных волков я остановилась. Его лицо было непроницаемым, пустым и прекрасным.
– Вы как будто из “Трех мушкетеров”, – сказала я.
– Совершенно верно, ma petite.
– Это ваше родное столетие?
Он улыбнулся улыбкой, которая могла означать все что угодно – или ничего.
– Что сегодня будет, Жан-Клод?
– Подойдите и встаньте возле меня, как должно моему слуге-человеку.
Он протянул бледную руку.
Я не приняла руку и подошла. Он говорил прямо у меня в голове, и спорить было глупо. От спора это не перестанет быть правдой.
Один из волков издал низкое грудное рычание. Я остановилась.
– Они вас не тронут. Они принадлежат мне.
“Как и я”, – мелькнула у меня мысль.
Жан-Клод опустил руку к рычащему волку. Тот съежился и лизнул руку. Я аккуратно его обошла. Но он не обращал на меня внимания, глядя только на Жан-Клода. Жаль, что он на меня зарычал – я ничем этого не заслужила. Он лебезил, как собака.
Я встала справа чуть позади волков.
– Я вам выбрал чудесный маскарадный костюм.
– Если это что-то под стать вашему, я бы предпочла его не надевать.
Он рассмеялся тихим и низким смехом, и этот смех резонировал у меня в животе.
– Стойте здесь возле трона, пока я буду говорить речь.
– Мы, в самом деле, будем биться на глазах у толпы?
Он встал.
– Конечно. Это – “Цирк проклятых”, и сегодня Хэллоуин. Мы покажем им такой спектакль, подобного которому они не видели.
– Это безумие!
– Вероятно, но оно не даст Оливеру обрушить здание на нас.
– Он это может?
– Он мог бы и гораздо больше, ma petite, если бы мы не договорились об ограничении нашей силы.
– Вы тоже можете обрушить здание?
Он улыбнулся и впервые в жизни дал мне прямой ответ:
– Нет, но Оливер этого не знает.
Я не могла сдержать улыбку.
Он опустился на трон, перебросив ногу через подлокотник. Надвинул шляпу на лицо, так что остался виден только рот.
– До сих пор не могу поверить, что вы меня предали, Анита.
– Вы не оставили мне выбора.
– Вы, в самом деле, предпочли бы видеть меня мертвым, чем получить четвертую метку?
– Да.
И тут он шепнул:
– Анита, представление начинается!
Свет погас. Из оказавшейся вдруг в темноте публики послышались испуганные крики. Занавес поехал в стороны, и вдруг я оказалась на краю прожекторного пятна. Свет был как звезда в темноте. Мне пришлось признать, что мое простецкий свитер не соответствовал антуражу.
Жан-Клод встал одним текучим движением. Сорвав с себя шляпу, он отвесил низкий размашистый поклон.
– Леди и джентльмены, сегодня вы увидите великую битву. – Он медленно пошел вниз по ступеням. Прожектор шел за ним. Он по-прежнему держал шляпу в руке, подчеркивая ею свои слова. – Битву за душу этого города.
Он остановился, и прожектор стал шире, выхватив из тьмы двух вампирш рядом с ним, одетых в широкие платья двадцатых годов – синее и красное. Они сверкнули клыками, и в публике раздались ахи и охи.
– Сегодня вы увидите вампиров, вервольфов, богов и дьяволов. – Каждое слово он наполнял особым смыслом. Когда он сказал “вампиров”, у меня по шее пробежали мурашки. Слово “вервольфов” полоснуло из темноты, и в толпе раздались вскрики. “Богов” пробежало по коже. “Дьяволов” прозвучало горячим ветром, обжигающим лицо.
Тьму заполнили судорожные вздоху и подавленные вскрики.
– Что-то из этого будет настоящим, что-то – иллюзией. Что есть что – решать вам.
Слово “иллюзия” отозвалось в мозгу, как видение в стекле, повторяющееся снова и снова. Последний звук замер вдали шепотом, который прозвучал как совсем иное слово. “Настоящее”, – шепнул голос.
– В этот Хэллоуин монстры города схватятся за власть над ним. Если победим мы, все будет мирно, как было прежде. Если победят наши враги…
И второй прожектор выхватил из тьмы вершину другого помоста. Там не было трона. Там стоял Оливер и ламия во всей ее змеиной красе. На Оливере был мешковатый белый спортивный костюм в крупный горошек. На его белом лице была печальная улыбка. Из запавшего глаза упала блестящая слеза. А на голове у него была остроконечная шапочка с помпоном.