Он подошел ко мне, и отблески огня танцевали в его волосах, на лице, сияли в глазах.
– Почему вы в этих снах никогда не наденете на меня нормальной одежды?
Он остановился:
– Вам не нравится этот капот?
– Ни хрена он мне не нравится!
Он чуть улыбнулся:
– Вы всегда умеете выбирать выражения, ma petite.
– Черт возьми, перестаньте меня так называть!
– Как хотите, Анита.
В том, как он это произнес, было что-то, что мне совсем не понравилось.
– Что вы задумали, Жан-Клод?
Он стоял рядом с кроватью и расстегивал верхнюю пуговицу у себя на рубашке.
– Что вы делаете?
Еще одна пуговица, еще одна, и он вытащил рубашку из штанов и сбросил на пол. Его обнаженная грудь была лишь чуть белее моего одеяния. Соски у него были бледные и твердые. Полоска черных волос, начинавшаяся у него на животе и исчезавшая в штанах, меня зачаровывала.
Он полез на кровать.
Я отпрянула, прижимая к себе белый капот, как героиня плохого викторианского романа.
– Так меня не соблазнить!
– Я чувствую ваше вожделение на вкус, Анита. Вы хотите узнать, каково ощущать мою кожу обнаженным телом.
Я сползла с кровати.
– Оставьте меня в покое ко всем чертям! Я серьезно!
– Это же просто сон, Анита. Неужели вы даже во сне не можете позволить себе вожделеть?
– С вами никогда не бывает просто сон.
Вдруг он оказался передо мной, а я не видела, как он переместился. Его руки сомкнулись у меня за спиной, и мы оказались на полу перед камином. Отсветы пламени танцевали на его обнаженных плечах. Его кожа была белой, гладкой, безупречной – и такой мягкой, что хотелось трогать ее вечно. Он был на мне, его тяжесть давила сверху, прижимая меня к полу. Я ощущала контуры его тела, сливающиеся с моими.
– Один поцелуй, и я вас отпущу.
Я глядела в его полуночно-синие глаза в паре дюймов от моих. И не могла говорить. Я отвернулась, чтобы не видеть этой совершенной красоты.
– Один поцелуй?
– Мое слово, – шепнул он.
Я повернулась к нему:
– Ваше слово не стоит гроша ломаного!
Его лицо было прямо над моим, губы почти соприкасались.
– Один поцелуй.
Мягкие, нежные губы. Он поцеловал меня в щеку, губы скользнули по ней, коснулись шеи. Его волосы щекотали мне лицо. Я думала, что все кудрявые волосы жесткие, но эти были мягкие, как у младенца, шелковые.
– Один поцелуй, – шепнул он снова в кожу моего горла, пробуя языком пульс у меня на шее.
– Перестаньте!
– Вы сами хотите.
– Перестаньте немедленно!
Он захватил ладонью мои волосы, отгибая мне шею назад. Губы его отъехали назад, обнажив клыки. Глаза утонули в синеве, белков не осталось.
– НЕТ!
– Я возьму вас, ma petite, пусть даже для того, чтобы спасти вам жизнь.
И его голова пошла вниз в ударе, подобном змеиному. Я проснулась под потолком, которого не узнала.
Мягким веером свисали с потолка черные и белые занавесы. Кровать была из черного атласа со слишком большим количеством разбросанных по ней подушек. Они тоже были все черные или белые. И на мне был черный халат с белыми полосами. Он был шелковый на ощупь и как на меня шитый.
В белом ковре на полу нога утопала по щиколотку. В дальнем углу комнаты стояли лаковый туалетный столик и комод с ящиками. Я села и увидела себя в зеркале. Кожа на шее была гладкой, без следов от укуса. Просто сон, просто сон – но я знала, что это не так. На этой комнате был несомненный отпечаток Жан-Клода.
Я умирала от яда. Как я сюда попала? Где это я – в подземельях “Цирка проклятых” или совсем в другом месте? И еще болит правое запястье. На нем свежие бинты. Не помню, чтобы в пещере я его поранила.
Я смотрела на себя в зеркало туалетного столика. В черном неглиже моя кожа белела, а волосы были длинными и черными, как платье. Я рассмеялась. Я очень соответствовала убранству. Этому чертовому убранству, так его перетак!
За белым занавесом открылась дверь. За драпировкой мелькнули каменные стены. А он был одет только в шелковые штаны мужской пижамы. И он шел ко мне босыми ногами. Обнаженная грудь была такой же, как в моем сне, только вот крестообразного шрама во сне не было. Он портил мраморное совершенство, но из-за него Жан-Клод почему-то выглядел более реальным.
– Ад, – сказала я. – Определенно Ад.
– Простите, что, ma petite?
– Я думала, где я нахожусь. Раз вы здесь, это определенно Ад.
Он улыбнулся. И был он слишком доволен, как хорошо пообедавший удав.
– Как я сюда попала?
– Вас привез Ричард.
– Значит, я, в самом деле, была отравлена. Это не было во сне?
Он сел на дальний край кровати, насколько мог далеко от меня. Другого места, чтобы сесть, не было.
– Боюсь, что яд был очень настоящим.
– Я не жалуюсь, но как вышло, что я не умерла?
Он обнял колени, прижав их к груди – неожиданный жест уязвимости.
– Я вас спас.
– Объясните это.
– Вы знаете.
Я покачала головой:
– Скажите вслух.
– Третья метка.
– У меня же нет следов от укусов!
– Но есть забинтованный порез на запястье.
– Вы мерзавец!
– Я спас вам жизнь.
– Вы пили мою кровь, когда я была без сознания?
Он едва заметно кивнул.
– Вы сукин сын!
Снова открылась дверь, и вошел Ричард.
– Ты, мерзавец, как ты мог отдать меня ему?
– Кажется, она нам не слишком благодарна, Ричард.
– Ты сказала, что лучше умрешь, чем станешь ликантропом.
– И лучше умру, чем стану вампиром.
– Он тебя не укусил. Ты не будешь вампиром.
– Я буду его рабой на целую вечность – ничего себе выбор!
– Это только третья метка, Анита. Ты еще не стала его слугой.
– Не в этом дело! – Я уставилась на него. – Ты не понимаешь? Лучше бы ты дал мне умереть, чем сделал такое!