– Я могла бы поднять этот труп как зомби.
– Я думал, жертву нападения вампира нельзя поднять как зомби, – сказал Дольф.
– Если труп собирается восстать вампиром, то нельзя. – Я пожала плечами. – То, что создает вампира, мешает поднятию. Тело, которое настроено восстать вампиром, мне не поднять.
– Но этот не восстанет, – сказал Дольф, – и потому ты можешь его поднять.
Я кивнула.
– А почему эта жертва вампира не восстанет?
– Его убил не один вампир, он погиб в массовом жоре. Чтобы труп восстал вампиром, на нем должен кормиться только один вампир в течение нескольких дней. Три укуса ведут к смерти, и вот вам новый вампир. Если бы возвращались все жертвы вампиров, мы бы утонули в кровососах.
– А эту жертву можно поднять в виде зомби? – утвердительно спросил Дольф.
Я кивнула.
– И когда ты сможешь провести анимацию?
– Через три ночи после этой, точнее, через две. Эта тоже считается.
– В какое время?
– Надо посмотреть, какое у меня расписание на работе. Позвоню и скажу тебе.
– Вот так просто поднять жертву убийства и спросить, кто его убил. Мне это нравится, – улыбнулся Зебровски.
– Не так все просто; – ответила я. – Ты же знаешь, как путаются в показаниях свидетели насильственных преступлений. Из показаний троих свидетелей одного и того же преступления ты получишь три разных роста и цвета волос.
– Это да, свидетельские показания – это кошмар.
– Продолжай, Анита, – сказал Дольф. В подтексте ясно читалось: “Зебровски, заткнись”. Зебровски заткнулся.
– Человек, павший жертвой насильственного преступления, путается еще больше. Напуганы они до смерти и часто очень неясно помнят.
– Но они же... – начал выведенный из себя Зебровски.
– Зебровски, дай ей закончить.
Зебровски показал жестами, что запирает рот на замок и выбрасывает ключ. Дольф нахмурился. Я закашлялась, чтобы скрыть улыбку. Не следует поощрять Зебровски.
– В общем, я могу поднять эту жертву из мертвых, но он может не дать тебе той информации, которой ты ждешь. Воспоминания, которые мы получим, будут путанные и болезненные, но могут сузить круг поиска до того Мастера, который вел группу.
– Поясни, – сказал Дольф.
– В настоящий момент в Сент-Луисе, как предполагается, есть два Мастера. Малкольм, Билли Грэм среди нежити, и Мастер города. Всегда есть возможность, что появился новый Мастер, но Мастер города должен быть способен это контролировать.
– Мы возьмем на себя главу Церкви Вечной Жизни, – сказал Дольф.
– Я навещу Мастера, – сказала я.
– Возьми одного из нас для поддержки.
Я покачала головой:
– Не могу. Если он узнает, что я сообщила копам, кто он, убьет нас обоих.
– А насколько это для тебя опасно? – спросил Дольф.
Что я должна была сказать? Очень? Или сообщить им, что Мастер ко мне неровно дышит, так что все будет в порядке?
– Все будет нормально.
Он смотрел на меня очень серьезными глазами.
– А, кроме того, какой у нас выбор? – Я показала на труп. – У нас будет каждую ночь по такому, пока мы не найдем вампиров, которые это делают. Кто-то из нас должен говорить с Мастером. С полицией он говорить не будет, а со мной будет.
Дольф глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Кивнул. Он знал, что я права.
– Когда ты сможешь это сделать?
– Завтра ночью, если смогу уговорить Берта передать кому-нибудь мою работу по зомби.
– Ты так уверена, что Мастер будет с тобой говорить?
– Ага.
С Жан-Клодом трудность была не в том, чтобы его найти, а в том, чтобы ему не попадаться. Но Дольф этого не знал, а если бы знал, то настоял бы на том, чтобы пойти со мной. И нас убили бы обоих.
– Тогда давай, – сказал он. – И дай мне знать, что найдешь.
– Обязательно, – ответила я. И встала, глядя на него поверх обескровленного трупа.
– Поглядывай, что у тебя за спиной, – сказал он.
– Непременно.
– Если Мастер тебя съест, оставишь мне в наследство этот комбинезончик? – спросил Зебровски.
– Купи себе свой, дешевка и скупердяй!
– Я бы хотел тот, что облегал когда-то твое желанное тело.
– Отлипни, Зебровски. Я в паровозики не играю.
– При чем тут вообще железная дорога, черт побери? – спросил Дольф.
Мы с Зебровски переглянулись, захихикали и не могли остановиться. Меня мог извинить недосып. Я была на ногах четырнадцать часов подряд, поднимала мертвых и разговаривала с правыми фанатиками. И вполне заработала право на истерический смех. Какое оправдание мог найти себе Зебровски – понятия не имею.
Бывает в октябре несколько дней, которые можно назвать идеальными. Такое раскидывается чистое и голубое небо над головой, что все остальное кажется красивее обычного. Стоят вдоль шоссе деревья – багряные, золотые, ржавые и бордовые. И каждый цвет ярок, как неон, и пульсирует в солнечном свете. Воздух прохладен, но не холоден, и в полдень можно обойтись только легким жакетом. Погода для долгих прогулок в лесу с кем-нибудь, с кем хочется держаться за руки. Поскольку такового у меня не было, я надеялась на свободный уик-энд, чтобы погулять одной. Шансы на этот уик-энд менялись от хилых до несуществующих.
Октябрь – сезон подъема мертвых. Все считают, что Хэллоуин – прекрасное время для подъема зомби. Это не так. Единственное требование – темнота. Но почему-то все хотят назначить время работы на полночь Хэллоуина. Они думают, что провести ночь кануна Всех Святых на кладбище, убивая цыплят и глядя на вылезающих из могил мертвецов, – классное развлечение. Хоть билеты продавай.
Я поднимала до пяти зомби за ночь. Не надо было мне говорить Берту, что от четырех зомби я еще не выдыхаюсь. Излишняя правдивость – моя собственная ошибка. Конечно, если правду сказать, и пять зомби меня тоже не выматывают, но черт меня побери, если я скажу об этом Берту.